Федор Глинка: «ОЧЕРКИ БОРОДИНСКОГО СРАЖЕНИЯ (Воспоминания о 1812 годе)».Часть 2.

КАРТИНА ПОЗИЦИИ

        Описав позицию нашу в историческом смысле, взглянем на нее, как на картину, издали  почти неподвижную,  грозно воинственную, вблизи  живую, движущуюся. Взглянем, разумеется, более мысленными глазами,  ибо обыкновенное зрение, даже  вооруженное трубою, не  может обнять  всей позиции; взглянем  на этот город, мгновенно  возникший на месте жатв  и селений: его дома - шалаши из ветвей  и  соломы; его  длинные  улицы протянуты  между длинными  стальными заборами  из  ружей  и  штыков;  его  площади  уставлены  молчаливо-грозною артиллерией. Ночью он весь, кажется, слит из стали и огней, потому что огни биваков, повсеместно разведенные, отражаются  на стволах ружей, на гранях и лезвиях штыков.

Поставьте  себя на  одной  из высот,  не  входя в  Бородино, где-нибудь  на большой Смоленской  дороге, лицом  к Москве, и посмотрите,  что делается за Бородиным, за Колочею, за Войнею, за этими ручьями с именем и без имени, за этими  оврагами,   крутизнами  и  ямищами.  Примечаете   ли  вы,  что  поле Бородинское ќ  теперь поле достопамятное ќ  силится рассказать вам какую-то легенду заветную, давнее предание? О каком-то великом событии сохранило оно память  в именах  урочищ своих.  Войня, Колоча,  Огник, Стонец, не  ясно ли говорят вам, что и прежде здесь люди воевали, колотились, палили и стонали?

Но когда ж было  это прежде? Сколько столетий наслоилось над этим событием? Может  быть (и вероятно),  что оно  современно той отдаленной  эпохе, когда курганы   Горецкий,   Шевардинский  и   другие,   встречаемые  в   каком-то симметрическом  порядке в  этих Окрестностях,  были холмами  священными, на которых   совершались тризны. Народы, утомленные   видом   зачахшей гражданственности.., ведомые тайным  влечением судьбы, покорно следовали за путеводною звездою и текли с дальнего Востока ќ колыбели рода человеческого с  семенами  жизни   на  девственную  почву  нашего  севера,  тогда  еще пустынного, задернутого завесою неизвестности. На путях их великого шествия остались  городища и курганы, на которых  возжигали огни и сожигали жертвы.

Но когда  ж все  это было? Человек  моложе истории, история  моложе событий этого разряда!

Обратимся  к  нашей позиции.  Прежде  всего встретите  вы большой,  высокий кругляк, называемый  Горкою. С этого кругляка  ќ кургана Горецкого ќ одного из роковых холмов бородинских,  вся позиция видна как на ладони! Наша линия шла справа  от села  Нового за деревню  Семеновское. Позиция неприятельская тянулась  от села  Беззубова за  Шевардино. На  этом кургане, о  котором мы начали говорить, вы видите  ќ мелькает деревенька Горки, удостоившаяся даже на несколько  часов быть главною  квартирою армии и самого  Кутузова. Но вы скоро  ее не  увидите: война все  сносит и  перемещает. Вот уже  взвозят на курган  артиллерию:   это  не   так  легко,  потому   что  здесь  стараются сосредоточить орудия огромного калибра.  По мере, как военный быт покрывает своими  принадлежностями  высоту  Горки,  солдаты,  вы  видите,  раскрывают крестьянские лачуги и растаскивают бревна. Это точно работа муравьев! Толпа разномундирных  кишит, шевелится,  торопится;  всякий унес,  что попало,  и деревни не стало! Все пошло в огонь на биваки.

Я забыл  сказать, что вы приглашены  посмотреть на нашу бородинскую позицию 23 августа.  Но ее заняли 22-го. Точно так! Я расскажу  вам об этом дне. 22 августа 1812 года армия русская увидела высоты бородинские, и много голосов раздалось в  войске: «Здесь  остановимся! Здесь будем  драться!»  Заключение неошибочное! Оно внушено видом  высот и стечением речек, ручьев и оврагов у подножия  цепи  возвышенностей. Тогда  же  промчалась молва  в войске,  что Кутузов  нарочно посылал  вперед Бенигсена  отыскать крепкое место,  где бы можно  было  стать  и  отстоять  Москву.  Бенигсен,  как  говорили,  избрал Бородино, и  Кутузов остался доволен  его выбором.

Около 10  часов утра (22 августа) передовые полки и  на челе их Михаило Ларионович с своим штабом прошли Бородино,  приостановились на  минуту в деревеньке  Горки, и главный штаб пошел далее. На  большой Московской дороге есть сельцо Татариново. Там стоял  уже  пустырем  сельский  господский  дом:  там  поместили  Кутузова; Барклай, Бенигсен,  принц Виртембергский  и другие генералы, люди, имевшие поместья  и палаты, разместились  в окружных  деревеньках и домах,  кто как смог, кому где случилось.

Генерал  Бенигсен  и полковник  Толь,  большой знаток  своего дела,  тотчас пустились помогать природе  искусством, укреплять позицию. По доверенности, которою  пользовался   от  высшего  начальства  и   по  внутреннему  своему достоинству,  полковник Толь  был далеко  выше своего  чина. В то  время, о котором мы говорим, он пользовался двумя славами: славою храброго офицера и ученого военного человека.

23-го, на  другой день, пришло из  Москвы 12000 московского ополчения. Их привел граф  Марков. На этом войске было  две коренных принадлежности Руси: борода и серый кафтан;  третья и важнейшая принадлежность Руси христианской был  крест.  Он  блистал  на шапке  ратников.  С  офицерами пришли  русские кибитки, повозки и роспуски  с колокольчиками, заводские лошади, крепостные слуги.  В другое  время можно  бы подумать,  что это  помещики, съехавшиеся дружною  толпою,  с  конюхами  и доезжачими,  в  отъезжее  поле на  дальнее полеванье.  Но тут  предстояло другого  рода поле!  Отпустив далее  в глубь России жен и детей,  сестер и невест, дворянство русское, покинув дедовские поместья и собрав своих домочадцев, село на коней и выехало в поле, которое должно было сделаться полем крови, жатвою смерти!

Любовь к отечеству вызвала мирных поселян на священное ратование. Нельзя было  смотреть без  чувства на  такой избыток  доброй воли.  Появление этих войск  перенесло нас далеко  в старые  годы. Один офицер,  которого записки остались ненапечатанными,  говорит: «Казалось, что  царь Алексей Михайлович прислал  нам в секурс  свое войско!»  В числе молодых  людей, воспитанников Московского  университета, чиновников  присутственных мест и  дворян, детей первых  сановников  России, пришел  в  стан русских  воинов молодой  певец, который спел  нам песнь, песнь великую,  святую, песнь, которая с быстротою струи электрической  перелетала из уст  в уста, из сердца  в сердце; песнь, которую лелеяли, которою так тешились, любовались, гордились люди XII года! Этот певец  в стане русских был  наш Кернер, В. А.  Жуковский. Кто не знает его  песни,  в которой  отразилась  высокая поэзия  Бородинского поля?

Но обратимся к  обозрению нашей позиции. Помните, что  мы смотрим на нее 23-го августа 1812 года…

mso-spacerun: yes;mso-spacerun: yes;статьmso-spacerun: yes;