О дворниках-художниках

   События эти происходии в конце 1977 года. Между двумя факультетами МГУ (после физического и перед экономическим) работал я в своем родном городе Новомосковске. И было мне после насыщенной московской жизни отчаянно скучно. Поэтому развлечения ради решил я подарить землякам … выставку московских студентов-художников. Чего мне в голову стукнула эта авантюрная идея – сам уже не помню. Но я пошел в наш местный краеведческий музей (благо он соседствует с моим домом) и поделился идеей с недавно назначенной директрисой. Ей самой было скучновато среди экспонатов (традиционно эту должность у нас в городе занимали жены кого-нибудь из городского начальства) и она сказала мне: «Давайте попробуем!»

   Я быстренько при первой оказии смотался в Москву и пошел в Суриковский институт. На входе поболтал об идее выставки с каким-то таким же жутко лохматым (как и я сам) студентом. Он повел меня к куратору своего курса. Это был художник-монументалист Александр Мызин, автор эпохально-мозаичной композиции на станции "Киевская-кольцевая" а также на фронтоне кинотеатра «Октябрь». Куратор, обрадовавшись тому, что я видел рассмотрел мозаику на фронтоне  "Октября" (на нее обычно не обращают внимания, потому что они видна только с другой стороны проспекта), тут же потащил вел меня к проректору, представив меня к моему немалому изумлению как «представителя общественности города Новомосковска». Проректор слышал, что в Новомосковске развита химическая промышленность и спросил меня, может, кто-то у нас разрабатывает новаторские краски. Я пообещал расспросить при случае. Мне было сообщено также, что студенты были бы заинтересованы в издании каталога выставки (тогда подобные каталоги было крайне престижной в художественной среде редкостью). Я бодренько пообещал им шикарный каталог и мы ударили по рукам.

   Вернувшись в Новомосковск, я сообщил директрисе о том, что музею нужно будет всего-навсего напечатать каталог выставки. Она составила смету расходов на каталог (аж 68 рублей было, как сейчас помню) и сказала, что это по деньгам все реально. Вот только мне нужно будет организовать машину, которая бы бесплатно привезла из Москвы эти картины. Я несколько присел от неожиданности, но и эту проблему мне старшие коллеги по работе подсказали, как и через кого решить. В общем, моя авантюра вдруг неожиданно легко стала воплощаться в реальность и в назначенные сроки грузовик с картинами, отобранными выставкомом Суриковского института, приехал.

   Выставка проработала месяца полтора и имела в городе определенный успех, получивший отражение в местной прессе и на тульском телевидении. Заодно я провел через скучающих смотрительниц музея социологическое исследование мнений о картинах. Лидером симпатий посетителей оказался довольно "популистский" натюрморт с косметикой и репродукцией "Моны Лизы" (автора я уже, к сожалению, не помню). А вот на втором месте был "Натюрморт с татарником" Сергея Андрияки, ныне широко известного по своей Школе акварели. Каталог выставки из-за выбранной на двухцветную обложку композиции получился довольно эффектным. В общем, лично мне было перед студентами-художниками очень даже не стыдно за итоги своей авантюры.

   В следующий свой приезд в Суриковский я был удостоен всяческого внимания и искренней благодарности авторов, один из который пригласил меня при случае посетить его, как он выразился, "мастерскую скромного дворника". Выяснилось, что многие иногородние и не имеющие общежития студенты Суриковского подрабатывали тогда дворниками (а дворникам полагалась служебная жилплощадь в подвале одного из домов на территории, где они убирали). Мой новый знакомец работал на Рождественском бульваре, куда я и не замедлил появиться на следующее утро.

    Я попал в ... колонию художников-дворников. Их было человек 15, причем каждый из них почему-то имел в своем распоряжении по несколько комнат в капитально ремонтируемом доме. Каждый жил в отдельной комнате и еще 2-3 комнаты пользовал в качестве собственной мастерской. Они страшно гордились таким невиданным "богатством". Мой знакомец вел меня в мастерские ко все новым своим коллегам по метле и кисти, представляя с каждым разом мои заслуги перед советской художественной культурой все более и более комплиментарно. Под конец презентации я звучал уже как "новый Третьяков", что и было закреплено совместной закуской в виде порезанной с лучком ржавой селедки.

    Уже перед самым прощанием, знакомец сказал мне вдруг неожиданно серьезным тоном: "А хочешь. я тебя познакомлю сейчас с гениальным художником. Только ты не удивляйся его возрасту - он самый младший из нас, ему 18 лет недавно исполнилось. Но он гений... Его только что из Суриковского института исключили после первого семестра, потому что он надерзил профессорам, сказав, что это они должны у него учиться. Подожди немного. я только посмотрю - проснулся ли он..."

     После выпитого и сказанного дотоле я был заинтригован таким переходом к абсолютно серьезному тону и попробовал себе мысленно представить художника, с которым меня сейчас должны были познакомить. Но мой мысленный образ оказался совершенно не соответствующим реальности. Меня представили ясноглазому парнишке с внешностью "юного Христа". В его комнате находилась единственная картина - но за то какая! Это было сделанный в карандаше эскиз панно на тему городской жизни итальянского Возрождения шириной метров семь или восемь. Панно на рулоне ватмана  занимало почти всю большущую комнату.  И оно состояло примерно из полусотни органично переходящих друг в друга фрагментов, каждый из которых был выполнен в манере одного из мастеров Итальянского Возрождения!!!

   Я узнал фрагменты в стилистике Джотто, Микеланджело, Рафаэля, Боттичелли, Да Винчи (я как раз в тот период очень увлекался искусством Возрождения и мог вполне квалифицированно поддержать разговор с автором, который сначала держался со мной сурово, а потом "оттаял"). Впечатление от этого эскиза было просто необычайным. Я простоял не меньше получаса перед этой эскизной работой - настолько она была удивительно живо исполнена и полна зачаровывающей силой.

   Совершенно не представляю, как сложилась судьба этого упрямого ясноглазого парнишки, которому весной предстоял призыв в армию. Такое ощущение у меня сейчас, что его жизненный путь был сломан. Потому что мощь его таланта уже в 18 лет была настолько очевидна, что если бы они жил и творил в наши дни, то наверняка был бы куда более ярким явлением в художественной жизни России, чем "раскрученные" Глазунов, Шилов, Церетелли и иже модные с ними.