Штрихи к психологическому портрету Владимира Путина

     Хотя есть все формальные основания называть Путина выходцем из социальных низов советского общества, к числу семейных факторов «памяти сердца», несомненно, относится фактор некоторой сопричастности к власти - работа деда на обслуживании дач Ленина и Сталина, а также служба отца во время Великой Отечественной войны в частях НКВД. Так или иначе, но будущий Президент России вырос в семье с весьма скромным достатком, жившей в питерской коммунальной квартире на пятом этаже без лифта со всеми бытовыми дрязгами на общей кухне. Получивший инвалидность по тяжелому ранению отец работал слесарем на вагоностроительном заводе, мать – санитаркой.

     Обстоятельства сложились так, что Владимир оказался ребенком поздним (его родители с 1911 года рождения) и единственным (старшие братья умерли детьми во время блокады Ленинграда). В семье была принята немногословная строгость к сыну со стороны отца и трогательная забота со стороны матери. Говорящая об отношениях в семье деталь: мать Путина окрестила его при рождении в тайне от отца. Мария Ивановна приучила сына к порядку, сама все время поддерживая в доме почти стерильную чистоту. По ее настоянию Владимир за один день мог три раза сменить рубашку на только что постиранную.

    Эпизод из студенческих времен Путина, ярко характеризующий отношения с родителями: «Как-то маме вместо сдачи в столовой дали лотерейный билет, и она выиграла "Запорожец"… Долго думали, что с этой машиной делать. С деньгами в семье было туго, и решиться в этих условиях отдать мне машину казалось абсолютным безумием. Ведь можно было продать ее, деньги получить - три с половиной тысячи, не меньше. Можно было бы хорошо подправить семейный бюджет, но родители решили меня побаловать». Неудивительно, что Владимир Владимирович вырос примерным семьянином и приверженцем традиционных семейных ценностей…

     Учителя школ, в которых он обучался, с трудом могут выделить его среди других учеников чем–то особенным, упоминая лишь про усидчивость и чтение книжек о разведчиках. Во всяком случае, такая ситуация была в 1999 году, в момент начала широкого общественного интереса к личности Путина (более поздние воспоминания современников о школьном периоде уже начинают изобиловать весьма лестными и, возможно, нафантазированными деталями - журналисты даже язвили, что число одноклассников Путина давно превысило триста человек).

     Судя по «ранним» воспоминаниям, взрослые считали Владимира мальчиком замкнутым, ранимым, обидчивым, немного напряженным, не очень уверенным в своих возможностях. Первые школьные годы успехами в учебе не блистал – с гораздо большим увлечением отдавался жизни своего двора. В его аттестате так и остались «тройки» по математике, физике и химии. Можно сказать, что до начала занятий в спортивной секции воспитывался будущий Президент не столько учителями, сколько уличной компанией («я на самом деле был шпаной»). Для Путина с ранних лет характерно стремление избежать зависимости от равных себе по «формальному» статусу. В детстве он был ориентирован принимать поддержку не столько от ровесников, сколько от авторитетных взрослых (эту черту Путина позднее ярко характеризует факт регулярного уклонения от студенческих вечеринок и «нерегламентированного» общения).

       Из-за неброской внешности Владимир должен был испытывать острые проблемы, связанные с мужской инициацией, т.е. завоеванием своего места в подростковом и юношеском коллективе. До шестого класса эти проблемы он стремился решать традиционным для нормально развивающихся мальчишек способом – драчливостью и возмутительными на взгляд взрослых выходками. Кстати, из-за хулиганской репутации будущего Президента России приняли в пионеры с запозданием на три года.

     Для юного Владимира чрезвычайно характерны азартность и запальчивость. По воспоминаниям Виктора Борисенко, сидевшего с Путиным за одной партой, «когда к нему кто-нибудь задирался, он, как тигренок, прыгал на обидчика, царапал, кусал, клоками вырывал волосы». Бывшая одноклассница Президента Анна Михайлова отмечает, что «он очень быстро говорил, - сразу не поймешь».

   Однако к концу обучения в школе Путин кардинально изменил стереотипы поведения (и можно только догадываться, каких усилий стоила ему эта личностная ломка). Прежде всего, он был вынужден быстро исправлять свои двойки, поскольку с ними тренер не допускал к занятиям по самбо. А занимался спортом Владимир Владимирович с полной самоотдачей. По словам тренера Анатолия Рахлина, когда Путин выходил на ковер, то превращался «в барса, бьющегося до последней секунды».

      В дополнение к своему имиджу юного спортмена-единоборца Владимир нашел не совсем ординарный для подростковой среды способ завоевания социального статуса – невозмутимость и скупую мимику человека из «компетентных кругов». Вероятно, интерес к изучению немецкого языка пробудился именно из представлений о том, что это скоро может понадобиться в будущей работе разведчика.

    Собственно говоря, это «целевое» увлечение немецким языком и спасло жизненные перспективы будущего Президента России, создав мотивацию для усидчивости в учебе. Во всяком случае, в старших классах (после перехода в другую школу) Путин учился лучше, чем в младших. В общественной жизни тогда Владимир Владимирович почти не участвовал, хотя был мальчиком довольно политизированным. При этом он сосредотачивался на дисциплинах, по которым сдавались вступительные экзамены в вуз («если бы я тогда не прекратил заниматься остальными предметами, ни за что не поступил бы»). А поступив на юридический факультет Ленинградского университета, учился уже без троек и сдал все госэкзамены на «отлично».

      Среди молодых офицеров Ленинградского управления КГБ Путина выделяли, пожалуй, три черты:

      - во-первых, это лингвистические способности (он был явно «продвинут» по сравнению с большинством коллег во владении немецким языком);

        - во-вторых, особый тип «загодя полезной контактности» в среде «своих» (он принадлежал к тем, кто любил «крутиться вокруг начальства»; в частности, он с удовольствием напрашивался на сопровождение офицеров центрального аппарата КГБ по культурным достопримечательностям Ленинграда вместо выполнения своих прямых служебных обязанностей – и, кстати, был весьма неплохим гидом);      

     - в-третьих, Путину достаточно трудно давался контроль своего времени. Супруга Президента пишет в своих воспоминаниях о том, что первые годы их знакомства ее избранник постоянно опаздывал на свидания … часа на полтора, каждый раз при этом ссылаясь на особенности работы в КГБ.

       Отметим в скобках, что в Президенте самым причудливым образом совмещается педантичность в одних вещах и спонтанность в других. Он чаще опаздывает на назначенные встречи, чем начинает их вовремя. Если Сталин, будучи «совой», приучил советских чиновников к бдению на рабочем месте до глубокой ночи, то в среде российских аппаратчиков смещение графика встреч Путина на час-два считается обычным делом. Владимир Владимирович умудрился даже на 12 минут опоздать на прием к английской королеве (впрочем, его исторический «предшественник» по визиту Александр II опоздал с прибытием в Виндзорский дворец чуть ли не на сутки из-за того, что яхта императора села на мель).

     Вроде бы, причина невозможности точного планирования президентского времени банальна. Владимир Владимирович работает много и допоздна, но утром для него крайне сложно проснуться точно в назначенное время (личная охрана уже давно прекратила за безрезультатностью попытки пробудить президента в оговоренный накануне час).

   Статус Путина как сотрудника спецслужб раскрывает перед президентскими пиарщиками широчайшие технологические возможности по созданию среди некомпетентного населения образа этакого «супер-Штирлица 80-х годов». Однако сколько-нибудь убедительных для профессионалов свидетельств какой-то особой успешности карьеры Владимира Владимировича в ПГУ КГБ нет. Об этом говорит, в частности и тот факт, что его заявление об увольнении в запас было тут же подписано (действительно ценных сотрудников внешней разведки с их первой попытки, как правило, не отпускали, всячески задерживая прохождение документов в надежде, что оперативник все же передумает и останется), и первая абсолютно нестатусная в чекистской среде «гражданская» должность Путина в Ленинградском университете.

      Но Владимир Владимирович на этот раз оказался в нужное историческое время на нужном месте, разглядев в профессоре Собчаке политические перспективы. Абсолютная преданность Анатолию Александровичу и полезность этому выдающему своей бескорыстностью «демократу» той поры заложила фундамент фантастической карьеры Путина на постсоветской государственной службе, которая была бы просто невозможна во время СССР для 38-летнего подполковника, отпущенного со службы на вольные хлеба.

      При всей своей внешней сухости Владимир Владимирович - фигура романтичная и в чем-то сохранившая непосредственность детской реакции. Эта черта проявилась у него, в частности, в решении полететь за неделю до президентских выборов в Чечню на двухместном истребителе «СУ-27» - в нарушение всех правил обеспечения безопасности первых лиц государства. Достаточно сказать, что при заходе на посадку самолету предстояло выполнить резкий противозенитный разворот, а Путин, разумеется, не проходил летно-медицинскую комиссию – и реакция его организма на четырехкратную перегрузку была не вполне предсказуема. В старших классах школы Владимир Владимирович хотел одно время стать летчиком. И спустя много лет он все-таки осуществил свою детскую мечту – командир экипажа на восемь минут предоставил ему возможность «порулить» самолетом, выполняя простейшие маневры.

     Путина можно назвать по-своему целостной и неординарной фигура, ориентирующаяся на систему высоких ценностей и принципов. По его собственному выражению, он «следует не конъюнктуре, а идеалам и установкам». Кстати, употребление в данном контексте термина «установка» само по себе информативно. Потому что человек, который обозначает себя как «следующего установкам», по сути воспринимает себя как оператора некоторого целевого процесса, заданного внешней авторитетной силой. Впрочем, и эта оговорка, и другая, гораздо более заметная («Мы - люди военные; прикажут быть Президентом – будем Президентом») относятся к периоду, уже отошедшему в историю. C момента ареста Ходорковского, Владимира Владимировича уже не стоит рассматривать как техническую фигуру в чужой политической игре.      Многие аналитики обратили внимание на непонятное по своей атакующей резкости (и при этом «исторически фрагментарное») изменение обычно процессо-ориентированного стиля действий президента в истории с «Юкосом». Стиль тогда действительно нехарактерный для Путина. Он скорее напоминал стиль зам. главы президентской администрации Игоря Сечина – почти единственного пассионарного человека в «личностно сероватом» окружении Владимира Владимировича.      Заметим, что Путин склонен следовать идеалам и установкам даже тогда, когда это явно вредит его имиджу (например, публично выказывая личное уважение к назначившему его на пост технического президента Ельцину, горячо нелюбимому большинством поклонников Владимира Владимировича). И это, скорее всего, говорит о том, что, уйдя в 2003 году от роли технического президента, - в отличие от многих представителей российской элиты - Владимир Владимирович, не является по своей сути человеком, готовым идти по трупам ради власти.

       Путин - человек, крайне остро переживающий внутри себя возрастание конфликтности в окружающей его среде. Он психологически готов скорее откупаться какими-то временными, ситуативными полурешениями, чем «рубить Гордиев узел». Пока ситуация с ценами на энергоносители и бюджетом, опухшим от невозможности эффективно вложить деньги в реальный сектор, позволяет «заметать мусор под ковер» под ковер российской экономики…

     Весьма информативным для расшифровки личности Путина является его отказ от занятий боксом в пользу занятий самбо и дзюдо, - эти виды спорта вырабатывает ориентацию не на слом внешней ситуации, а на нейтрализацию исходящих от нее угроз. Путин - человек реагирования на внешнюю угрозу или целевую установку, а не человек формирующей внешнюю среду инициативы. Поворотные поступки в его жизни (в т.ч., и увольнение из спецслужб, и согласие стать преемником Ельцина) диктовались давлением внешних факторов, а не определялись внутренне созревшей потребностью, мотивом или духовным идеалом.

      Путин, в общем-то, не является человеком, который сам вырабатывает стратегические установки – только в этом объяснение того, что при его президентстве страна который год живет без сколько-нибудь внятной и принимаемой если уж не населением, то большей части бизнес-сообщества стратегии развития. Ведь линия «великого сырьевого придатка» объективно ведет к росту имущественной дифференциации в стране (по этому показателю мы и так отбираем рекорды даже у некоторых африканских стран). Она отвечает интересам не более 5% занятого населения и крайне ограниченному числу «государственно ориентированных предпринимателей», в основном перешедших к Владимиру Владимировичу по наследству из «ближнего круга» Татьяны Дьяченко.

       Можно предположить, что у Путина исторически сложилось непростое и крайне осторожное отношение к инициативе (он наверняка многие годы находился под впечатлением фразы: «Инициативников не берем!», сказанной ему при первой попытке поступить на работу в КГБ). Есть у президента и еще крайне опасная для качества российского государственного менеджмента привычка с чекистским опытом вербовки. Рассматривая кандидатов на должность в госаппарате, исторически не принадлежащих к его команде (а «скамейка своих» у Владимира Владимировича крайне короткая), он практически всегда останавливает свой выбор на тех, по кому есть серьезный компромат - чтобы всегда была «узда» в случае слишком самостоятельного поведения назначаемого.   После «бесланской» отмены губернаторских выборов в этом плане знаковым стало первое же назначение Путиным главы субъекта РФ – любимца криминальных кругов Приморского края Сергея Дарькина.

      Весьма характерно искреннее признание Путина в одном из интервью: «Я не хотел быть никаким Президентом. Я этого и в страшном сне не видел». Владимира Владимировича можно называть амбициозным конформистом. С одной стороны, ему никогда не было чуждо нормальное для офицерской среды стремление к росту званий и чинов. А с другой - его личный «непрезидентский» опыт на протяжении многих лет говорит о том, что для благополучия карьеры лучше не высовываться и соблюдать лояльность к авторитетам, принимающим кадровые решения.

   Весьма характерно поведение Путина в момент собственной инагурации: Владимир Владимирович как будто он сидел «на краешке трона» и постоянно озирался, не пришел ли уже на свое законное место «настоящий» Президент - Ельцин. Кстати, весьма похоже, Борис Николаевич тогда искренне считал себя законно избранным «Гарантом» только ненаглядного себя, а не своего юридического преемника. К сожалению, это не только психиатрическая проблема Ельцина, но и реальность системы государственного управления в 2000-2002 гг.

     Кстати, об инаугурации 2000 года. Одна дамочка из американского кремлеведческого сообщества развила тогда бурную теорию про родовую травму у российского президента на том основании, что он шел через коридоры Большого Кремлевского дворца, делая отмашку только правой рукой и прижимая при этом левую руку к бедру. Она не учла, что Путин проходил через Георгиевский, Александровский и Андреевский залы сквозь строй отдававших ему честь ружейными приемами солдат Президентского полка, одетых в мундиры и кивера по образу униформы лейб-драгунов Российской Императорской армии. Совершенно очевидно, что в этом «историческом» антураже Владимир Владимирович нес на инаугурацию внутренний образ офицера, придерживающего при ходьбе от болтания воображаемую себя шашку или саблю (отмашка только правой рукой - особенность походки кавалеристов). Ну, в общем, никак не понять американской экспертессе романтической души русского офицера!!! Хоть бы Льва Толстого для эрудиции почитала бы сначала...  

    Хотя взятые Путиным при своем назначении двухгодовые обязательства не вмешиваться в прежние «семейные» кадровые назначения в администрации Президента и экономическом блоке Правительства закончились еще 31 декабря 2001 года, Владимир Владимирович еще долго не решался всерьез тронуть никого из «старосемейных» в системе государственной власти. Волошин и Касьянов, приставленные в свое время «семьей» присматривать за действиями назначенца на высший государственный пост, еще долго сохраняли свои должности. Да и люто ненавидимый Путиным после кровавого фона предвыборной компании 1999 года лондонский «изгнанник бизнес-совести» Березовский да самого последнего времени остался при своем немалом капитале влияния на российскую политику. Превратится ли в ли факт наметившейся сейчас перспективы его экстрадиции в Россию или это в очередной раз окажется пиаровской уткой: именно это покажет - насколько Кремль боится сейчас огласки информации, которой владеет Борис Абрамович по непубличной стороне многих политическим сюжетам 90-х годов.     

     Отношения Ельцина и Путина после 1999 года напоминают «дружбу стареющего медведя с лисой». Во время личного общения нынешний Президент обычно проигрывал психологическую дуэль своему харизматическому предшественнику, внешне почти всегда уступая его бесцеремонному давлению в защите интересов «семьи». Но за рамками личных встреч с человеком, который сделал его своим преемником, Путин все больше входил во вкус проведения тихой сапой в жизнь «антисемейной» политики, вступая в едва прикрытую рамками приличия конфронтацию с кланом, который его поставил на высший государственный пост.

     Кстати, привычка Владимира Владимировича поджимать губы характерна для людей, глубоко переживающих свои обиды. И можно не сомневаться в долгой памяти Путина на людей, поставивших его в унизительное положение. Так что по мере ослабления дееспособности Ельцина россиянам возможно еще предстоит насладиться зрелищем гонений на «старосемейных» олигархов. За удовольствие этих зрелищ жаждущий социальной справедливости электорат простит Путину все огрехи его правления.

       Период внешне скучного правления Путина в 2000-2003 гг. является для простых россиян психологической разгрузкой после политизированной эпохи ельцинских «загогулин». На Владимире Владимировиче российский избиратель просто отдыхал душой, истосковавшейся по отсутствию перемен. Технологически эта ситуация в чем-то напоминает «рецепт счастья для бедняков», которым пользовался Ходжа Насреддин - сначала обострить до предела проблему, а потом все вернуть к прежнему положению вещей. В течение первого президентского срока восприятие Владимира Владимировича российским электоратом почти на 100% определялось его контрастом с фигурой Ельцина, надоевшей почти всем до омерзения.  

    Путин до сих пор вызывает прямо противоположные оценки людей, общавшихся с ним. Для одних он - «ведомый исполнитель без политической воли», «воплощенная безликость с комплексом Наполеона», «опытный манипулятор», «циничный и безжалостный человек». Для других - «искренний, сильный, надежный и яркий лидер», «стратег с мощной интуицией», «человечный защитник обездоленных», «человек с тонкой душевной организацией, жестоко страдающий от необходимости играть свою роль» и т.д. Наверняка эти эпитеты характеризуют не столько какие-то аспекты личности Владимира Владимировича, сколько тенденциозность и психологические потребности его собеседников в том или ином образе нынешнего Президента. Во всяком случае, энергия этой чрезвычайной разнополярности мнений о личности Путина создает почву для мощного мифотворчества (отчасти стихийного, отчасти управляемого).

     На наш взгляд, противоречивость суждений о Владимире Владимировиче во многом объясняется тем, что он «соединяет» в себе два внешне противоположных психотипа, которые проявляются в разных ситуациях и в общении с разными людьми. Разумеется, речь идет не о клинической ситуации раздвоения личности, а о поведении Путина на стадиях «зажимаемой/зажатой пружины» и «разжимающейся пружины».      Обычное поведение Путина - весьма сдержанное, с высоким уровнем внутреннего контроля. Он почти всегда как бы застегнут на все пуговицы невидимого мундира. Но если речь заходит о каком-то чрезвычайно беспокоящем его факторе, то вполне может последовать эмоциональная, не очень обдуманная по своим последствиям контратака. Примером может служить шокировавший западную прессу эпизод, когда Владимир Владимирович «сорвался» и посоветовал журналисту, задавшему на пресс-конференции неудобный вопрос о Чечне, пройти у российских хирургов традиционную для мусульманских мужчин процедуру обрезания.

     Внутренняя жизнь Путина – неровная, противоречивая, прорывающаяся наружу через высокое физическое и эмоциональное напряжение. Журналисты, помогавшие Путину писать воспоминания, обратили внимание на то, что на тему разговора Владимир Владимирович реагирует всем телом: «Когда он говорит о каких-то действительно важных для себя вещах, он немножко привстает со стула – он, может быть, сам этого не замечает. Если он сидит, значит, это его абсолютно не беспокоит. Чуть-чуть привстал – значит, все серьезно».

     Недоверчив к новым для себя людям, - в сущности, он склонен верить только тем знакомым, отношения с которыми проверены многолетним опытом. На совещаниях на реплики малознакомых или совсем новых для него людей реагирует обостренно-внимательно – как на возобновившееся тикание часового механизма в обезвреживаемой бомбе. Привыкает к своим сотрудникам очень долго, но и привычки к быстрому отвыканию от них не имеет. В выборе круга личного общения, в отличие от большинства представителей нынешней элиты Путин неконъюнктурен и не руководствуется соображениями сиюминутной полезности. Несмотря на свой новый статус, он сохранил стиль отношений со своими давними знакомыми, в т.ч. и невысокого социального положения.

     Скорее всего, эта тенденция к личной скромности не претерпит изменений и в дальнейшем. Во всяком случае, задолизательские восторги функционеров «Единой России» заметных широкой публике проявлений серьезной мании величия у Владимира Владимировича не сформировали. Ведь эта публика явно не является для Путина авторитетным источником оценки его деятельности. А действительно авторитетные источники – в лице лидеров ведущих мировых держав – последнее время расслабиться российскому президенту на лавровом ложе не дают…  

   Да и хорошо, что сдержанный Путин – это не брызжущий жизнелюбивостью Брежнев. Хотя периоды их правления объединяет несколько общих черт – в том числе, высокие цены на нефть и то, что оба они стали на высшем государственном посту преемниками политиков, склонных к харизматическим «загогулинам». Так что вовсе не исключено (как это не парадоксально звучит сейчас из-за возрастного фактора), что историки когда-нибудь в отдаленном будущем назовут Владимира Владимировича «Брежневым XXI века».   

   При всей своей внешней невозмутимости Путин является чрезвычайно эмоциональным, чувствительным, восприимчивым человеком. Обычная для него канцелярская скучность и скупость в мимике – это защитная реакция, ровно ничего не говорящаяся о степени интереса к обсуждаемой теме. Но когда Владимира Владимировича «прорывает» всплеск эмоций, то его суждения сразу становятся ярко интонационными и весьма категоричными. В целом, психологическую выносливость Путина можно оценить как весьма высокую; а информация о неизбежно случающихся порой эмоциональных срывах остается в рамках личного окружения.   

   Поведение Президента на публичных мероприятиях 1999–2002 гг. - это поведение очень одинокого человека, внешне смирившегося с необходимостью быть на виду. Как человека с рациональным аппаратным мышлением его долго раздражала неизбежная для публичного политика необходимость повторять одни и те же популистские мысли для разной аудитории. Путин - интроверт, вынужденно играющий ради интересов своего клана психологически дискомфортную для себя роль экстраверта. По натуре же – он человек «непубличный», домашний. Владимир Владимирович искренне любит детей (и детское во взрослых людях) - похоже, что дети ему психологически ближе, приятнее и интереснее, чем взрослые.   

   В целом следует отметить, что в первый президентский срок Путину явно не хватало чувственных навыков адаптации к новым людям и обстоятельствам. Владимира Владимировича можно назвать по-своему артистичным в плане владения ограниченным набором отработанных ролей. В общении крайне редко ведет себя инициативно, но натренировал в себе способности к быстрой ориентировке и реакции. Причем реакции скорее «одноходово-логического», а не «сложно-образного» свойства. Проиллюстрируем этот тезис на двух примерах юмора Путина, относящихся к осени 1999 года:  

    А) Когда нынешнего Президента утверждали в Думе в должности премьер–министра, Явлинский заявил: «Думаю, что большая часть нашей фракции не станет голосовать за Владимира Владимировича Степашина». Путин тут же среагировал: «Благодарю всех, высказавшихся в мой адрес, а особенно – лидера фракции Григория Алексеевича Зюганова».   

   Б) На юбилее театра «Сатирикон» Путин столкнулся в коридоре со славящимся своей невозмутимостью во всех «нештатных» ситуациях Александром Ширвиндтом. Увидев премьер-министра, артист вальяжно протянул руку и представился: "Шура". "Вова", - отрекомендовался Владимир Владимирович. "Может быть, выпьем за знакомство?" - спросил Ширвиндт. "А почему бы и нет?" - ответствовал Путин. И в сопровождении многочисленной свиты премьера они отправились обмывать встречу в театральный буфет.   

   Как видим, реакция Владимира Владимировича в обоих эпизодах была быстрой, но интонационно «механической» – в стиле собеседника, как бы «броском через спину перевертывая» его слова. Обращает на себя внимание и тот факт, что в телерепортажах с различных совещаний Путин до сих пор нередко зачитывает свое выступление «по бумажке», почти не отрывая глаза от заготовленного текста. Часто создается впечатление, что Президент как бы «экономит свои силы» в общении с внешней средой. Примерно также, как он экономил силы перед атакой на противника во время спортивных поединков. Однако с точки зрения правил эффективной игры пространство публичной политики все же отличается от татами единоборцев.    

  Для Путина, также как и у подавляющего большинства сотрудников спецслужб, при всем соблюдении формальных приличий характерно более жесткое (чем это принято обычно в цивилизованном обществе) деление мира на «своих» и «не-своих». В общении со «своими» Владимир Владимирович слывет верным товарищем, заботливым начальником, «простым и застенчивым человеком» и т.д. К «не-своим» относится со сдержанной настороженностью, переходящей в моменты «разжимания пружины» в контратаку.   

   Путина можно назвать «человеком постоянной защиты и редкого контрнаступления». Он тверд и решителен в обороне, но для него психологически чужда агрессивность за пределами рамок необходимой защиты. Журналистка Карен Хаус, бравшая интервью у Путина для «Уолл Стрит Джорнел», пишет о нем: «Этот человек - интеллектуальный эквивалент того боевого искусства, которым он овладел - не расходовать энергию на сопротивление превосходящей силе, но использовать силу противника в собственных интересах». Приведем еще одно весьма интересное в прогностическом плане наблюдение американки: «Путин совершенно очевидно наслаждается тем, что является загадкой для остальных».

     Примечательно комментарии беседовавшей с российским Президентом жены одного американского бизнесмена некой Ирэн Питч: «Глаза Володи - не зеркало его души, а его оружие». В целом за последние полтора года Владимир Владимирович, несомненно, продвинулся в ключевом для публичного политика искусстве – искусстве очаровывать людей. Кстати, в последние 3 года Путину не откажешь в умении подстраиваться под значимых для него собеседников, улавливая их стиль и темпоритм общения.

   Иностранные журналисты даже отмечают: «В компании Джорджа Буша Владимир Путин одевался так же, как американский президент, и перенимал даже его жестикуляцию. То же самое - с Жаком Шираком, Герхардтом Шрёдером и Сильвио Берлускони...»      Путину крайне неприятен страх поражения, и он затрачивает много усилий, чтобы не оставаться стеснительным аутсайдером, но все же даже при запредельно высоком уровне общественной поддержки он до сих пор не может воспринять психологию удачливого победителя, завораживающего окружающих яркими достижениями. Потому что Владимир Владимирович никогда не был харизматиком и уже никогда им вследствие своего психотипа не будет.   

   В полную противоположность Ельцину Путина образца 1999-2003 гг. можно назвать человеком с заниженной самооценкой и излишней самокритичностью в обычном состоянии (хотя в минуты эмоциональных всплесков склонен переоценивать себя, и эта особенность может сыграть с ним злую шутку в самый неподходящий момент). Что же касается влияния песнопений придворного окружения на самосознание Путина, то здесь как раз россиянам в кои веки повезло. Нынешний Президент не только отлично понимает уровень объективности «восторгов задолизательства», но испытывает явное раздражение по их поводу. Во всяком случае, пока еще не нашлось ни одного придворного, который смог бы убедить Владимира Владимировича в его исключительности и непревзойденной гениальности.   

   Интересно отметить, что Президент особенно презирает тех нынешних высокопоставленных задолизателей, которые в ельцинские времена относились к нему снисходительно как к чиновнику рангом ниже их. В чем-чем, а в уме и здоровом недоверии к лести отечественного происхождения Владимиру Владимировичу не откажешь. Для него гораздо важнее психологически признание его профессионального статуса из «авторитетных кругов» внешней по отношении к России среды.  

    Саммиты в период подготовки и ведения войны с Ираком, когда все ключевые фигуры мирового политического истеблишмента искали поддержку своей позиции со стороны России, сыграли (возможно, историческую для нашей страны) роль психотренинга по повышению самооценки Путина. А уж церемониальный прием королевой Великобритании российского лидера (впервые с 1874 года) и вовсе нарушил устоявшийся психологический баланс отношений Путина с «российскими небожителями» - недавно еще неприкосновенными фигурами ельцинского бизнес-окружения.   

   Рассуждая как-то об отличии политика от государственного деятеля, Черчилль сказал, что «политик думает о следующих выборах, а государственный деятель – о следующем поколении». Первые три года своего президентства Путин выглядел скорее администратором, чем опытным политиком. Но искренность его стремления стать государственным деятелем, безусловно, вызывает уважение.  

  В принципе, любой политик, оказавшийся у власти, должен быть недоверчив к людям, пытающимся оказать влияние. Однако механизмы доверия/недоверия у харизматиков и нехаризматиков разные. К примеру, Ельцин в 1989-1991 годах, оказавшись без «проверенных многолетним опытом» сотрудников (за исключением, Коржакова) не только «объективно» был вынужден доверяться малознакомым лично ему людям, но и периодически делал весьма азартные кадровые ставки. Представить себе такое же поведение Путина в подобной же ситуации просто невозможно. Ельцинская эпоха была периодом скороспелых фаворитов, а вот критерии кадровых решений Владимира Владимировича лежат несколько в другой плоскости, чем сиюминутный прилив энтузиазма после стопки водки, выпитой на определенном медикаментозном фоне.

     Говоря о личном окружении Президента из т.н. «питерской группировки», нельзя не отметить, что большинство этих людей имеет психологию «аппаратчиков из столичного города с провинциальной судьбой». Исторически сложилось так, что для работы на федеральном уровне вербовали наиболее ярких и профессиональных представителей питерского чиновничества - Москва всегда жила за счет организации «утечки управленцев и мозгов» из провинции. Кого-то брали «вариться в московском котле», а кого-то - не брали, и не брали многие годы. В результате этого постоянного вымывания ярких личностей в руководящих кругах второй столицы сформировалось весьма амбициозное болото из относительно ущербных в профессиональном плане аппаратчиков.

  В каком-то смысле, застоявшийся высший питерский чиновник – это не только судьба, но и диагноз. И длинный ряд носителей этого диагноза благодаря многолетнему знакомству с Владимиром Владимировичем получил возможность прорыва на федеральный уровень с соответствующим влиянием своего местечково-ведомственного менталитета на решение проблем федерального и международного уровня.

   Есть и еще одно не очевидное для широкой публики историческое обстоятельство. Во внешней разведке Путин работал в провинциальной резидентуре (Дрезден). На этом уровне «накапливались» те сотрудники, которые не проходили по своим личностным и профессиональным качествам сначала на нелегальную работу в капстранах, потом на работу «полуочевидных шпионов» - официальных сотрудников советских посольств и торгпредств в капстранах. И которые после этого жесточайшего отбора кадровиков не потянули на уровень столичных резидентур в соцстранах. В общем, если следовать критериям советского периода, то подавляющее большинство приятелей Владимира Владимировича по ПГУ (комфортно расположившихся «толпою жадною у трона») никак язык не поворачивается назвать суперпрофессионалами и живыми легендами в чекистской среде.  

    Разумеется, поскольку хлебных мест на финансовых потоках всем желающим хватить не может, сообщество бывших сослуживцев Путина по дрезденскому и питерскому периодам представляют собой весьма динамично грызущийся «сенпентарий единомышленников». Так что Владимир Владимирович был поставлен перед необходимостью освоения придворной схемы сдержек и противовесов. Он то гасит антиамерикански настроенных силовиков Сечина, давая отмашку на агрессию проамериканского либерального («кудринского») крыла, то поступает наоборот. При этой позиции его статус как арбитра склок и драк в своем окружении объективно востребован любой властной группировкой и будет только крепчать по ходу конфликтов внутри ослабленной распрями элиты.

     Путин предпочитает больше слушать, чем проявлять свою позицию. У него хорошая зрительная память. Легко запоминает пережитые ситуации в деталях. Мышление образное, конкретное, скорее прецедентного, чем творческого типа. Может выступать генератором идей, но вряд ли это будут идеи принципиально новые, неординарные. По мировосприятию Президент – осторожный и скептичный традиционалист, а не новатор-теоретик, обуреваемый авторским самолюбием.

     Путин склонен ориентироваться не на прорыв ситуации, а на естественные темпы эволюционной трансформации системы. При этом вполне может в критический момент упустить инициативу, как это было в момент катастрофы с «Курском» и после террористической атаки на США 11 сентября 2001 г. Владимир Владимирович часто получает возможности стратегического перевеса над своими противниками, но в силу привычек и личностных особенностей «ответственного исполнителя внешних установок» редко успевает реализовать свое преимущество в полном объеме.  

    Путина можно назвать пунктуалистом, он привык исправлять неточности в формулировках собеседника. Его «немецкий» менталитет проявляется в искренней вере в то, что для улучшения жизни в России необходимо добиться, чтобы все, как же, как и он сам, соблюдали определенные установленные авторитетами правила. Убежденность в спасительности соблюдения правил является для Президента психологической защитой от агрессивности внешней среды и психологического дискомфорта его личного пребывания в должности Президента. Любопытно отметить, что Путин чаще всего упоминает Имя Господне, как имя того, кто установил первоправила.  

    Хотя у Владимира Владимировича и есть все технологические возможности заявить о себе по примеру юного Людовика XIV: «Государство - это я», можно достаточно уверенно говорить о том, что у Путина нет внутреннего позыва к авторитаризму за счет формально-конституционных гарантий россиян. Из политики после 2007 года он, разумеется, никуда не уйдет – хотя бы потому, что в этом никто из его окружения не заинтересован из соображений собственной безопасности, Смотря в будущее, следует иметь ввиду, что исчезновение Путина из политики по любой причине автоматически обернется третьим гигантским переделом собственности в России. Война между элитами тогда будет идти отнюдь не пиаровскими методами - лишившихся личной защиты Владимира Владимировича обиженные жадностью его нынешних приближенных просто «порвут на куски».

   Очевидно, что Путин будет стремиться к передаче президентских полномочий выбранному им техническому преемнику (может быть, даже и совсем неожиданному «коту в мешке», каким он сам был в 1999 году) для организации своего властного влияния на российскую политику и российский бизнес по образцу «небожителя» Дэн Сяо Пина.  

   Ситуация с восприятием Путина избирателями напоминает известный анекдот про стакан, который оптимист считает наполовину полным, а пессимист - наполовину пустым. А пропорция оптимистов и пессимистов в России определяется не столько циклами общественного упования/разочарования, сколько средним уровнем жизни в провинциальной глубинке. На всякий случай Владимиру Владимировичу не стоит забывать о том, что наша отечественная история дает слишком множество примеров внезапного перехода от инфантильного обожания первых лиц государства к смешиванию их с грязью в поисках новых объектов упования…

    P.S. Первый вариант этой статьи я опубликовал в интернете в марте 2000 года и постепенно добавлял на протяжении несколькиз лет, вплоль до 2006 г. Никаких принципиальных изменений в изложении психологического портрета Путина не было. Считаю этот психологический портрет абсолютно актуальным и сегодня, и в обозримом будущем.