Моя самая трудная пятерка в университете

    Я, конечно. не был самым большим разгильдяем на нашем курсе (был у нас один легендарный студент – ну так я сразу же после него). Дело в том, в Московском университете я получил не столько образование, сколько самообразование (ходил на лекции к самым интересным профессорам на биологическом, географическом, философском, историческом, филологическом и психологическом факультетах; посещал семинар Игоря Васильевича Бестужева-Лады в Институте социологических исследований, пропадал в университетской библиотеке за чтением «непрофильной» литературы и т.д.)     

   В общем, в посещении занятий согласно учебному плану меня уличали не часто. Был только один предмет, который я посещал абсолютно дисциплинировано. Потому что, если бы я там не явился на занятие, то оно попросту бы не состоялось. Причина тому уникальная в истории факультета – я почему-то оказался единственным студентом, записавшимся на спецкурс по методологии системного анализа к Виталию Леонидовичу Тамбовцеву. И соответственно, эти занятии проходили в духе обучения по образцу древнегреческих академий, где учитель прогуливался по тропинкам сада вместе с одним учеником, передавая ему в неспешных беседах свои знания.      Но ближе к теме, заявленной в названии этой истории…     

   В зимнюю сессию четвертого курса ко мне стала стремительно приближаться расплата на разгильдяйство. Приближаться в образе надвигающегося экзамена по математическому моделированию социально-экономических процессов. Сказать, что это был трудный или даже очень трудный экзамен – значит вообще ничего не сказать…     

   Это был обобщающий курс по различным приложениям различных математических моделей в экономике. Учебник, который соответствовал занятиям за семестр – 600 страниц сложнейшего текста, причем на каждой странице по несколько математических формул. В общем, материал, который просто физически невозможно не то, что выучить за несколько дней предэкзаменационного аврала, - даже просто вдумчиво прочитать.    

   Было 50 экзаменационных билетов по три вопроса в каждом, то есть всего 150 вопросов. Вообще, у меня на экзаменах была своя методика выбора листка с заданием. Обычно, когда я не успевал с подготовкой к экзамену, я старался выучить хотя бы первые 9 билетов. Тогда экзаменационные билеты печатались не на принтере, как сейчас, а на пишущей машинке. И на обратной стороне листка часто чуть продавливался отпечаток – иногда можно было даже угадать какую-то цифру в номере билета. И как правило, по обратной стороне листка можно было определить - один знак в номере билета или два знака. Так что я выбирал «однозначный» номер билета, чтобы попался выученный материал.     

   Но на этот мой фирменный прием рассчитывать не приходилось. Хотя на подготовку к этому экзамену по расписанию сессии было отведено аж целых 8 дней, я не смог продвинуться дальше пятого билета. То есть по 90% материала я имел более чем смутное понятие или вообще ничего не знал.     

   Положение осложнялось еще и тем, что не приходилось особенно рассчитывать на списывание. Преподаватель, который вел у нас семинары (к сожалению, моя память не сохранила его имени – он был на кафедре совместителем, а постоянно работал в Центральном экономико-математическом институте АН СССР) отличался крайней требовательностью к студентам. Занятия он вел в совершенно непреклонной манере – за это и за крупную фигуру я про себя прозвал его «Статуей командора». Так вот: на последнем семинаре, на который я все-таки явился, он объявил, что даже если студентом будут написаны ответы на все вопросы экзаменационного билета, - это ровно ничего не значит и никакой гарантией получения положительной оценки не является. Дескать, все студенты списывают – а уж если и списать не смог, то уж точно заслуживаешь двойки.     

   В общем, я пошел на экзамен как на плаху. Настроение было ниже плинтуса. Я скорее ориентировался на получение хотя бы какого-то опыта ответов «Статуе командора», который бы мне помог на пересдаче. Потому что при моем уровне знаний и требовательности преподавателя у меня объективно не было никаких шансов на положительную оценку. Вытащил экзаменационный билет. Разумеется, он оказался из числа мне совершенно незнакомых. Но как говорится, тут сработала студенческая взаимовыручка. Я за полчаса тупо списал содержание всех трех вопросов со шпаргалок и дальше стал пытаться вникнуть в смысл того, что же я написал.

   С вниканием ничего хорошего не получалось. Тут подошел преподаватель, взял мои листки с записями, взглянул на них две секунды «по диагонали», отложил листки в сторону и написал мне условие задачу на составление и решение математической модели по теме, о которой я имел весьма приблизительное представление.     

   Я минут двадцать тупо смотрел на условия задачи. Потом подошел преподаватель, увидел мой девственно чистый лист и ехидно спросил меня: «Ну что – пора на выход?» В ответ я сказал ему с максимально возможным в моей провальной ситуации достоинством: «Я думаю». Он хмыкнул и пошел спрашивать других студентов. Но это его хмыкание меня так разозлило, что мне в голову тут же пришла идея решения и я начал ее расписывать. Когда минут через пятнадцать преподаватель со скучающим видом вернулся ко мне, я протянул ему исписанный листок, ожидая результата.

   По его крайне удивленному лицу я понял, что почему–то решил правильно. И чуть приободрился, что хоть не со 100%-ным позором уйду с экзамена.  Преподаватель поставил тут же вторую задачу и снова на незнакомую тему. История повторяется: снова сидение перед пустым листом бумаги, снова подход преподавателя, снова моя фраза: «Я думаю», снова озарение. На этот раз преподаватель посмотрел на меня уже с интересом. И сформулировал передо мной третью задачу, более трудную. Было полное ощущение, что он ставит надо мной эксперимент.     

   Когда я показал ему решение третьей задачи, он спросил меня: «Ну что, ставить тройку или дальше пойдем?» Я, разумеется, с невозмутимым видом сказал: «Идем дальше – я буду думать». После шестой вдохновенно решенной «своей» задачи (попутно я еще решил задачу соседу, поделившемуся со мной в начале экзамена шпаргалкой), я осознал, что мне гарантирована «четверка» и что можно открывать «сезон охоты на пятеркой». Мол - чем черт не шутит, может «Статуя командора» скостит мне грехи отсутствия на семинарах.  

   Седьмая и восьмая задача по сложности, похоже, были уже за гранью учебного курса. Но я был «в ударе» и хладнокровно «изобрел» их решение. Как это у меня получилось – не знаю. Вообще в происходящем было что-то иррациональное.      Я сдавал экзамен уже шесть с половиной часов. В аудитории, кроме меня, оставалось мучиться еще трое самых слабых студентов в нашей группе. Тут в аудиторию заглянул еще один преподаватель с кафедры. Он удивился, что экзамен так затянулся и предложил нашему «семинаристу» помощь, чтобы быстро «раскидать» студентов и пойти вместе в столовую. Наш экзаменатор отказался, сказав, что сам справится. Потом он показал ему на меня пальцем и сказал фразу, которую я, наверно, буду с гордостью помнить до конца своих дней: «Видишь вот того студента? Уникальный - ни хрена не знает, но в голове у него лагранжиан…» (в половине задач я использовал т.н. метод Лагранжа условной оптимизации функций). 

    После этого преподаватель уже молча поставил мне «отлично». И я вышел из аудитории с чувством огромнейшей благодарности ему – не за полученную оценку, а за то, что он в порядке эксперимента дал мне возможность «подумать» и с честью выйти из провального положения.