Антон Антонов-Овсеенко: "Генеральная линия" (из книги: "Враги народа" )

   Лаврентий Берия, первейший соратник Сталина, этого присяжного Интернационалиста, мало в чем уступал Учителю. Неувядаемой славой покрыл он себя в истребительной войне против подданных генсека — татар, чеченцев, ингушей, корейцев, греков, немцев... И когда в его ведении оказалось многомиллионное население запроволочной Малой Зоны, он, не мешкая, дал тайную директиву — всеми мерами возбуждать в лагерях распри между выходцами из Средней Азии, Кавказа и украинцами, русскими, якутами, между православными и мусульманами...  

    Однако организовать межнациональную резню не удалось: общая тюремная судьба, смертная безысходность духовно сблизили людей, они стали понимать, что у них общий враг, один на всех — сталинщина.   

   Лагерь — это театр. А в театре важнее как, нежели что. Уж если строить социализм, зачем насаждать его плетью, проволокой, штыком? Нет, не все средства оправдывают цель. Нет, нет и нет! В лагере это начинают понимать интеллигенты, за ними — рядовые работяги, слесари, шоферы, строители, крестьяне. И только злобствующий обыватель, бывший партийный бонза, стоит на своем. Что с того — отец, дед были рабочими, крестьянами... Что с того! Он-то руководящий, он-то ответственный! Вот только дайте ему освободиться, оправдаться! А пока он и здесь покомандует. Слава Богу, и в этих зачумленных местах есть крепкая власть. И умная. Начальник, оперуполномоченный, командир отряда. Они знают, на кого можно опереться в этой сложной обстановке.   

    В лагере ты окружен обывателями. Они — плоть от плоти тех десятков знакомых тебе обывателей, что остались на "воле". В редкие минуты сытости в них просыпается все гнусное, внушенное семьей, школой, газетами, "обществом", сталинским государством. Квасной патриотизм и шовинизм мирно соседствуют в их сознании с готовностью продать и предать ближнего.  

    Здесь, если тебе суждено выжить, научишься философски оценивать явления жизни. Научишься терпению, сдержанности, осторожности. Верно подметил Солженицын — в лагере растлеваются те, кто на воле был растлен. В самом тяжелом, неустроенном лагере можно оставаться человеком. И добрым, и воспитанным. Но при одном условии — неминуемо умереть от истощения, побоев. Не становиться бригадиром? Нет, стать им! И не измываться над двадцатью—тридцатью зеками, а находить возможности — лазейки при малом их старании кормить бригаду полным пайком.  

    Такие рыцари духа встречались в каждом лагере. Но что они могли противопоставить диктату блатных?   

   Организацию преступности Сталин издавна считал своей монопольной привилегией. То была генеральная линия внутренней политики, и Вождь придерживался ее твердо при всех наркомах — Ягоде, Ежове и Берия. Самодеятельность допускалась лишь в Зоне Малой, где на родственные плечи уголовников была возложена патриотическая задача подавления и истребления "врагов народа". Они, бедолаги, и без того погибали сотнями тысяч, но Отцу Народов так хотелось приумножить их мучения, унизить каждого в смертный час. Здесь устремления генсека и МВД совпадали полностью, но Берия стал замечать, особенно в последние годы, чрезмерное усиление "друзей народа" во вверенной ему лагерной империи. Ну, что бандиты подкупали охрану, без помех переписывались с "волей" и между собой, в разных зонах находясь, то, что они, при явном попустительстве органов надзора, пользовались всеми благами жизни, — это повелось издавна. Ныне блатные распространили свою власть на формирование этапов, распределение должностей...  

    Когда один урка с несколькими прихлебателями ("шестерками") держит всю камеру, когда кучка блатных не дает поднять головы ни одному работяге в лагерной зоне, это явление стороннему наблюдателю может показаться чудом. Десятилетиями культивировал Сталин среди своих подданных страх и разобщенность. Внедрение пресловутого коллективизма, казарменное воспитание и обучение, отказ от всего индивидуального, потакание стадным инстинктам, попрание личности — на этой почве чертополохом взошли тюремные традиции и порядки лагерного общежития. Никаких чудес. Однако население Зоны Малой постепенно преодолевало политический наркоз. Самый многочисленный контингент зека заполнял лагерные зоны железнодорожных строек — ГУЛЖДС. Эту аббревиатуру бывшие идолопоклонники расшифровывали так: "Гуталинщик Устроил Лагерную Жизнь, Достойную Собак". Вряд ли стоило приплетать сюда четвероногих. Служебным собакам в лагере жилось куда как вольготней и сытней, нежели подконвойной братии.  

    Специалисты с точностью до одной калории высчитали, где лежит граница между жизнью и медленной смертью от истощения. Полноте! Лагерный голод, если непосильный труд не валил зека с ног уже в первые недели, постепенно доводил его до абсолютного отупления и без всякой физической работы. Он ползал по глинобитномуполу барака, по мерзлой земле лагпункта в поисках крохи съестного. Ползало существо, свободное от всего человеческого.   

   Свобода... В зоне она приобретает особый смысл. Когда ты потеряешь всех близких и друзей, и у тебя отнимут последнюю рубашку, никто не позовет тебя на собрание, заседание, не потребует взносов, никто не упрекнет за грубое слово или малый проступок... Когда все это случится, в голове и в сердце воцарится небесная легкость, раскрепощенность необычайная мыслей и чувств. И чем длиннее срок, тем ты спокойнее воспринимаешь удары крепостной судьбы. Тебя уже нельзя унизить — ниже некуда. Тебе уже не грозит никакое падение — так надежно тебя выбросили из жизни. Тебя нельзя обокрасть — ты абсолютно гол. Под воздействием отлично отработанной технологии ты превратился из обыкновенного человека в идеального заключенного. И достиг полной свободы.

http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/auth_book.xtmpl?id=82390&aid=342